Вспомнил, что по пути проезжали почтовое отделение все с теми же магическими буквами NWM. Хлопнул себя по лбу, выбежал на улицу, сел в пикап и поехал туда.
К счастью, на этой почте не было необходимости пользоваться транслитом. Потратил я пять экю и отправил телеграмму со следующим текстом: «Доехал туда, где нужен. Надеюсь, нужен и там, куда сейчас пишу. Скучаю, приеду как можно скорее. Андрей». Адрес написал «До востребования». Приказ вышестоящего воинского начальника.
Похлопал по лежащему в кармане пакету с двумя уже полученными телеграммами, успокоился и вышел из почтового отделения. Не поддамся я на обескураживающие действия Марии Пилар. Буду стойким, и мыслить буду тоже сильно и позитивно. На соблазны не поведусь, и все такое. Вспомнил, как у нас командир одной танковой роты в Таманской дивизии любил говорить: «Танкиста в лоб не возьмешь!»
Погрузился в «семисьпятку» – и обратно домой поехал смотреть, как на кухне Мария Пилар домовитостью отличается.
На кухне стало действительно поуютней, а еще там появился запас кофе, кофемолка и турка для варки сего напитка по турецкому методу. Подумав, что, может быть, и я сделаю хоть что-то полезное по хозяйству, пошел и помыл перед домом обе машины при помощи шланга и найденной в сарайчике щетки. Даже в салонах убрался. Вот как, тоже не лыком шиты.
Сварил кофе и вышел на задний двор – на веранде посидеть, ощутить, что где-то все же осел, даже домом обзавелся. Едва расслабился, залюбовался видом на близлежащий лес, куда уже садилось солнце, заслушался пением птиц, довольно пронзительным, впрочем, – как дверь из дома на веранду распахнулась и оттуда вылетела Мария Пилар, села напротив, схватила мой кофе, быстро выпила, похвалила, как он сварен, и поинтересовалась – как же насчет обещанного ужина?
Ну вот, а я и забыл. Сказал, что готов ехать, и пошел собираться.
Территория России, протекторат Русской Армии, Пункт постоянной дислокации. 38 число 5 месяца, среда, 24:10
На сборы все же ушло какое-то время – надо было переодеться, форма была вытащена из сумки, и пришлось ее гладить. Подумал еще, что надо заехать в «Военторг» и подкупить рубашек и белых трикотажных маек, которые надеваются под них и должны сиять первозданной белизной в вырезе воротника. Потом подумал да и прикрепил над карманом наградные планки. Пусть и из Старого Света награды, а все равно мои, и не в штабе заслуженные. «За отвагу» и «Красная Звезда» всегда уважались – их одним присутствием в зоне конфликта не заработаешь.
Начистил ботинки до зеркального блеска, затолкал берет под левый погон. В это меня Николай посвятил – сказал, что так делают, чтобы не вынуждать отдыхающих рядовых честь тебе отдавать. У них береты в такой же позиции будут. На голове их носят только на службе. Завелись здесь уже свои, местные воинские ритуалы. Наверное, и Уставы переписали – почитать вообще-то следует.
Посмотрелся в зеркало в дверце шкафа. Вроде нормально, авось и местных Уставов не нарушаю. Вышел из своей спальни, той самой, что с душевой кабинкой, без ванны которая, спустился вниз. Мария Пилар, видимо, собиралась еще, и я пошел на веранду.
Собиралась Мария Bonita долго, тщательно. Когда ее величество соизволили спуститься вниз, я чуть не рухнул. Всякой я ее видел, но такой… что может сделать маленькое белое платье в обтяжку в сочетании с убийственной фигурой и смуглой нежной кожей, неброским мейкапом и гладкой прической? Правильно, почти убить. Наповал. Подумал, что пойду я сейчас в ресторан с Марией Пилар, а там все и помрут от зависти. Пусть, думаю, и дальше Мария Пилар Родригез живет в моем доме, даже и в другой спальне.
Отъехали от дома, и я позвонил из-за руля Немцову. Поздоровался. Он поинтересовался, как я устроился. Рассказал вкратце, что служу у Барабанова в хозяйстве. Немцов ответил, что так и думал, что этим кончится. Поздравил с капитаном, обрадовался, что буду проставляться. На мой вопрос, куда лучше сходить, он нам посоветовал ехать все в ту же «Портупею». С его слов выходило, что там и вкусно, и прилично, и музыка живая, и с сослуживцами мне надо знакомиться, а уж Марию Пилар там показать сам бог велел. Пусть знают, говорит, что такие красавицы не только на картинках бывают. И найти клуб просто. Я поблагодарил его и отключился.
Рассказал Марии Пилар о предложении Немцова, она легко согласилась. Веди, говорит, посмотрим.
Центр городка выглядел оживленно. Гуляли солдаты и офицеры в форме, компаниями и поодиночке, с женщинами и без. Было много гражданских, возле клуба под названием «Дикий остров» стояли группы подростков – не знаю уж, тут родившихся или тоже переселенцев. Изнутри клуба доносилась бухающая музыка, неподалеку стояла «тойота бандейранте» с мигалкой на дуге и надписью на борту «Комендатура». Возле машины топтались трое рослых солдат с красными повязками и в красных беретах, во главе со старшим сержантом лет тридцати с лишним. Чуть поодаль был еще один клуб, мигающая надпись сообщала, что именуется он «70/80», а по музыке становилось понятно почему. Слышалось классическое диско семидесятых. Туда тоже заходили люди, но уже постарше, в возрастном интервале от лейтенанта до капитана, хотя им-то откуда древнее диско знать?
Интересно с ним получается – в те времена считал, что даже слушать его ниже моего достоинства, и увлекался исключительно хард-роком. А теперь вот нравится – весело, забавно. Белые костюмы с клешами и воротниками-«лопухами», длинные волосы, бакенбарды, туфли на «платформе».
Увеселительные заведения в городе были сосредоточены в одном месте, в пределах двух расположенных рядом больших площадей со сквериками и широкого бульвара между ними. Мы решили сначала просто пройтись, подышать воздухом, посмотреть на людей. Получилось, правда, что людям дали посмотреть на Марию Пилар, и люди такой возможностью воспользовались. Впрочем, Мария Пилар была к людям милостива и смотреть на себя не препятствовала – лишь мило улыбалась каждому, с кем встречалась взглядом.
Офицерский клуб «Порт-Тупея» находился на бульваре между площадями, и его вывеска изображала вовсе не наплечный ремень, давший клубу название, а погон, в котором вспыхивали сначала две маленьких звездочки на одном просвете, затем три, четыре, появлялся еще просвет и звезда побольше, и так вывеска последовательно повышала обладателя погона с лейтенанта до полковника, а потом погон почему-то взрывался, отказывая обладателю в генеральском звании, и все начиналось снова.
На входе в клуб стояла небольшая компания офицеров с женами, о чем-то спорящих и показывающих руками в разные стороны. При виде нас… как сказал, а? Нас! При виде Марии Пилар, в общем, компания замолчала и только раздвинулась в стороны, освобождая проход. Мы зашли в двери, огляделись. Клуб действительно был интересный. Зала как такового не было. Широкий двор с небольшой сценой и площадкой для танцев был окружен по периметру сплошной крытой верандой, задняя стена которой образовывала наружную стену клуба, а изнутри крышу веранды лишь подпирали деревянные столбы. На веранде стояли круглые столики и довольно изящные стулья, столики были накрыты скатертями, на каждом горела маленькая лампа с абажуром.
К нам подошел метрдотель, поприветствовал и провел нас к столику у самого края веранды, с видом на сцену. На сцене сейчас никто не играл, зато местная аудиосистема выдавала переписанное со старой пластинки, судя по звуку, танго «В парке Чаир». Чудесно. Я вообще люблю старую советскую эстраду тридцатых – сороковых годов, люблю эту трогательную, немножко наивную музыку, под которую действительно хочется танцевать с девушкой на танцплощадке у теплого моря, под звездами, а потом целоваться на темной аллее, и даже, может быть, признаться в любви. «Разве забуду твою я улыбку? Разве забуду я песни твои?». И все это голосом Погодина, да под оркестр Цфасмана. Порадовал меня клуб музыкой, порадовал. Были и Погодин, и Козин, и Лемешев, и Изабелла Юрьева рыдала «Если можешь – прости!», и Юровская про то, «что наделали песни твои». И Вертинский грассировал о плачущей Иветте и про сумасшедшего шарманщика, и кто-то, так и не узнал кто, пел про посиделки с Машей у самовара, с той самой Машей, чей «взор так много обещает», почти столько же, сколько и взор Марии Пилар.